Советская поэзия. Том второй

Прямо в пашне прячется застенчиво,

А вспорхнет —

И целых полчаса,

Вроде окрыленного бубенчика,

Медленно уходит в небеса.

Повисает точкой-невидимкою

И звенит над вашей головой,

Над полями, над прозрачной дымкою,

Над ковром ромашки луговой…

Льется звон.

Столбы ровняют линию.

Трактора рокочут горячо.

А подпасок смотрит в небо синее,

Перекинув кнут через плечо.

Гремит железо третьи сутки.

Вагоны ходят ходуном,

и вдруг смолкают смех и шутки…

«Друзья,

Россия за окном!»

Полей величие немое.

Река. Село на берегу…

Не здесь ли памятной зимою

Мы жили в пепельном снегу?

…Нам старшина поднес по чарке.

Бутыль пуста в его руке.

Поет гармонь московской марки

О Волге матушке-реке.

И поезд, скорость набирая,

Бросает дым на грудь земли.

И нет земле конца и края…

А мы ее

пешком

прошли!

Где они, военные дороги?

Отвечаем — пройдены в былом.

Громогласно подводя итоги,

Сели и пируем за столом.

Лишь один кручинится, хмелея.

Взор опущен, волосы ежом.

Нет на свете мысли тяжелее

Той, что ты на празднике чужом:

Человек не побывал на фронте,

Неприглядно вел себя в тылу…

…Не смотрите пристально,

Не троньте!

Пусть катает крошки по столу.

Незримо

нахмурила брови

И всё воедино свела.

Тут зренье и слух

наготове,

Как пуля в канале ствола.

Тут линия фронта

целинно

Уходит в безбрежность годин.

Коварный покой.

Дисциплина

Готовности

номер один.

Стихи

отнюдь не лицемерье,

Не средство наводнить печать.

Они должны

в известной мере

Целебно жечь

И облучать.

Их роль — способствовать везенью.

Приумножать духовный рост,

Боготворить

и славить Землю

И не чураться

Сонма звезд.

Поэт и Слово

двуедины,

Как жажда мыслить и творить.

А тут —

равно необходимы

Размах и глубь,

Задор и прыть;

И гули-гуленьки

на крыше,

И — гром ракеты — напрямик,

И дар призванья,

данный свыше, —

Объять и сплавить

Век

И миг.

И не к лицу

поэту клясться

В любви к Отечеству Труда:

Он сын его,

и голос класса,

И вдохновенье,

И страда;

И трубадур —

такого рода,

Что светит сердцу и уму…

Он

не нисходит до народа,

А подымается

К нему.

Стараюсь в Революцию вглядеться.

Она священна, зрима, горяча, —

От банта на груди красногвардейца

До штурмовых полотен кумача

Она, как книга Родины, хранится,

Где ни один абзац не заменим.

Мы сами создаем ее страницы

И в то же время

учимся по ним.

Кто мне простые таинства раскроет:

Зачем Луна

озвучивает тьму?

И над Землей

сгорает астероид —

К чему Такая миссия

Ему?

Куда так манит

небо?

И во имя

Чего

роятся звезды в вышине?

И мирозданье —

с безднами своими —

Зачем

Оно

Подмигивает

мне?

Тенелюбивые растенья —

Неприхотливы искони.

Не знаясь с собственною тенью,

Они растут в чужой тени.

Растут, вбирая по крупицам

Тепло и дух земли сырой,

И даже влагой окропиться

Им не приходится порой.

Но на судьбу, на все лишенья

Ничуть не сетуют они, —

Так

чудодейственность женьшеня

Годами

копится

в тени.

Метровым льдом, метровым снегом

Одеты реки и пруды,

А эта речка спорит с небом

Журчащей ясностью воды.

Она течет, не замерзая,

Блестит блистательней парчи.

Ее питают в нашем крае

Глубокоструйные ключи.

Ей не по нраву прозябанье

И сны при холоде любом.

Она, как Русь, — из жаркой бани.

Ныряет в снег, аж пар столбом.

Она кипит, она струится,

Уносит муть, штурмует тьму.

И ключевых своих позиций

Не уступает

никому!

Рядовой гражданин.

А в наличии

Есть Советская власть у меня,

И партийных заданий величие,

И дорога,

и цель,

и броня,

И страна —

где в почете работники,

И священное чувство одно, —

Что со мной,

Как на первом субботнике,

Сам Ильич

Поднимает бревно.

Он стоит уверенно и крепко.

Под ногами сталь броневика.

Не винтовку,

а простую кепку

Стиснула горячая рука.

Он везде,

Он постоянно рядом,

Исполин с простертою рукой.

Под его родным, отцовским взглядом

Стал другим,

воспрянул род людской!

Скромный, мудрый, небольшого роста —

Он таким безмерно дорог мне,

Не в броню закованный,

а просто Человек, стоящий на броне.