Советская поэзия. Том второй

Звенел топор, потом пила.

Потом — последнее усилье.

Береза медленно пошла,

Нас осыпая снежной пылью.

Спилили дерево не зря, —

Над полотном, у края леса,

Тугие ветры декабря

Могли свалить его на рельсы.

Его спилили поутру.

Оно за насыпью лежало

И тихо-тихо на ветру,

Звеня сосульками, дрожало…

Зиме сто лет еще мести,

Гудеть в тайге, ломая сосны,

А нам сто раз еще пройти

Участок свой

По шпалам мерзлым.

И, как глухой сибирский лес,

Как дальний окрик паровоза,

Нам стал привычен темный срез —

Большая мертвая береза.

Пришла весна.

И, после вьюг

С ремонтом проходя в апреле,

Мы все остановились вдруг,

Глазам испуганно не веря:

Береза старая жила.

Упрямо почки распускались.

На ветках мертвого ствола

Сережки желтые качались!..

Нам кто-то после объяснил,

Что бродит сок в древесной тверди,

Что иногда хватает сил

Ожить цветами

После смерти…

Еще синел в низинах лед

И ныли пальцы от мороза,

А мы смотрели,

Как цветет

Давно погибшая береза.

Утиные Дворики — это деревня.

Одиннадцать мокрых соломенных крыш.

Утиные Дворики — это деревья,

Полынная горечь и желтый камыш.

Холодный сентябрь сорок пятого года.

Победа гремит по великой Руси.

Намокла ботва на пустых огородах.

Увяз «студебеккер» в тяжелой грязи.

Утиные Дворики…

Именем странным

Навек очарована тихая весь.

Утиные Дворики…

Там, за курганом,

Еще и Гусиные, кажется, есть…

Малыш хворостиной играет у хаты.

Утиные Дворики…

Вдовья беда…

Всё мимо

И мимо проходят солдаты.

Сюда не вернется никто никогда…

Корявые вербы качают руками.

Шуршит под копной одинокая мышь.

И медленно тают в белесом тумане

Одиннадцать мокрых

Соломенных крыш.

О Родина! В неярком блеске

Я взором трепетным ловлю

Твои проселки, перелески —

Все, что без памяти люблю:

И шорох рощи белоствольной,

И синий дым в дали пустой,

И ржавый крест над колокольней,

И низкий холмик со звездой…

Мои обиды и прощенья

Сгорят, как старое жнивье.

В тебе одной — и утешенье,

И исцеление мое.

Вот и снова мне осень нужна,

Красных листьев скупое веселье,

Словно добрая стопка вина

В час тяжелого, злого похмелья.

Вот и снова готов я шагать

По хрустящим бурьянам за город,

Чтобы долго и жадно вдыхать

Этот чистый целительный холод…

Тяжелее струится вода,

Горизонт недалек и прозрачен.

И полоскою тонкого льда

Тихий берег вдали обозначен.

А вокруг ни единой души.

И обрывы от инея белы.

И в заливе дрожат камыши,

Словно в сердце вонзенные стрелы.

В тумане плавают осины.

И холм маячит впереди.

Не удивленно и несильно

Дрожит душа в моей груди.

Вот так, наверно, и застыну,

И примет мой последний взгляд

Морозом схваченную глину

И чей-то вырубленный сад.

Издалека, из тьмы безгласной,

Где свет качается в окне,

Твой лик печальный и неясный

На миг приблизится ко мне.

Уже без вздоха и без мысли

Увижу я сквозь боль и смерть

Лицо, которое при жизни

Так и не смог я рассмотреть.

Осень, опять начинается осень.

Листья плывут, чуть касаясь воды.

И за деревней на свежем покосе

Чисто и нежно желтеют скирды.

Град налетел. Налетел и растаял

Легким туманом в лесной полосе.

Жалобным криком гусиная стая

Вдруг всполошила домашних гусей.

Что-то печальное есть в этом часе.

Сосны вдали зеленей и видней.

Сколько еще остается в запасе

Этих прозрачных стремительных дней?

Солнце на миг осветило деревья,

Мостик, плотину, лозу у пруда.

Словно мое уходящее время,

Тихо в затворе струится вода.

Ржавые елки

На старом кургане стоят.

Это винтовки

Когда-то погибших солдат.

Ласточки кружат

И тают за далью лесной.

Это их души

Тревожно летят надо мной.

Ты о чем звенишь, овес,

На вечернем тихом поле?

От твоих зеленых слез

Сердце тает в сладкой боли.

И слышны во все концы

На последнем склоне лета

Тоненькие бубенцы

Из серебряного света.

Голоса сухой травы,

Голоса сырой дороги.

О покое, о любви,

О растаявшей тревоге.

О неведомой судьбе.

И о днях моих начальных.

И, конечно, о тебе.

О глазах твоих печальных.

Мелкий кустарник, —

Сырая осина,

Синие ветки

В лесной полосе.

Тонкая, легкая

Сладость бензина

После заправки

На раннем шоссе.

А впереди —

Догорают березы.

Черная елка,

Сосна и ольха.

Тихое солнце

Глядит на покосы,

На побелевшие

За ночь луга.

Утренний иней,

Конечно, растает,

Снова откроется

Зелень травы.

Словно опять

Ненадолго настанет

Легкое время

Беспечной любви.

Милая женщина,

Грустная птица!

Все в этой жизни —

До боли всерьез.

Сколько еще

Оно может продлиться,

Это дыхание

Желтых берез?

Сколько еще

За твоими глазами

В кружеве этой

Последней листвы

Там, впереди,

За полями, лесами —

Жизни, печали,

Дороги, любви?…