Советская поэзия. Том второй

Летняя ночь была

Теплая, как зола…

Так, незаметным шагом, до окраин я дошла.

Эти окраины

Были оправлены

Вышками вырезными, кружевными кранами.

Облики облаков, отблески облаков

Плавали сквозь каркасы недостроенных домов.

Эти дома без крыш — в белой ночной дали —

В пустошь меня зазвали, в грязь и в глину завели…

На пустыре ночном светлый железный лом,

Медленно остывая, обдавал дневным теплом.

А эти дома без крыш — в душной ночной дали —

Что-то такое знали, что и молвить не могли!

Из-за угла, как вор, выглянул бледный двор:

Там, на ветру волшебном, танцевал бумажный сор…

А эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли…

Плыли, — как будто были не дома, а корабли…

Встретилась мне в пути между цементных волн

Кадка с какой-то краской, — точно в теплом море — челн;

Палка-мешалка в ней — словно в челне — весло…

От кораблей кирпичных кадку-лодку отнесло.

Было волшебно все: даже бумажный сор!

Даже мешалку-палку вспоминаю до сих пор!..

И эти дома без крыш, — светлые без огня;

Эту печаль и радость;

Эту ночь с улыбкой дня!

Ночь напечатала прописью

Чьи-то на глине следы…

Над плоскодонною пропастью

Эхо, как пушечный дым…

Видно, прошел тут и, шепотом,

Песню пропел пилигрим:

Долго — стреляющим хохотом! —

Горы смеялись над ним…

(Вижу, как ночь приближается

Высохшим руслом реки:

Но все равно продолжается

Песня, словам вопреки!)

Где это море? — вы спросите, —

Где этот пляшущий риф?

Где — без морщинки, без проседи —

Юный зеленый залив?

Где эти заросли тесные,

В лунной бесплотной пыльце?

Звери да птицы чудесные?

Люди с огнем на лице?

Гибкие пальцы упрямые?

Чаши? Цепочки с резьбой?

(Эхо! Не путай слова мои:

Я говорю не с тобой!

…Вишу, как ночь приближается

Высохшим руслом реки:

Но все равно продолжается

Песня, словам вопреки.)

Ночь напечатала прописью

Чьи-то на глине следы.

Над плоскодонною пропастью

Эхо, как пушечный дым.

В сумрак, исчерченный змеями,

Русло уходит, ветвясь…

В путь! — между розными звеньями

Рвусь восстанавливать связь.

Как прекрасны старые корабли!

Будто жарким днем, в холодке квартир,

Крушевницы гентские их плели,

А точили резчик и ювелир.

Грациозно выгнуто их крыло.

И настолько тонкий на них чекан,

Будто их готовили под стекло.

А послали все-таки — в ураган.

(Лишь обломки их под «секло» легли…)

Хороши старинные корабли!

Были души: чистые, как хрусталь,

Тоньше кружев, угольев горячей;

Их обидеть жаль, покоробить жаль, —

А ушли они — в перестук мечей,

Словно к мысу Горн — корабли…

Да уж как не так! Перестук мечей

Сладкой музыкой был бы для их ушей!

Но ушла их жизнь… в толчею толчей,

На съеденье крыс, на расхват мышей,

На подметку туфель для мелкой тли…

Потому от них на лице земли

И следа следов не нашли…

Опустелые, как безлистый сад,

Бригантины спят:

Им равны теперь ураган и бриз, —

Паруса, как тени, скользнули вниз,

Такелаж провис…

Уж теперь и в прошлое не спешат:

Сколько могли — ушли.

…Но опять над вами сердца дрожат!

Но опять заботы на вас лежат!

И опять вам жребии подлежат,

О старинные корабли!

Кто смешным боится быть: кто в смешные положенья

Не стремится угодить, — тот боится униженья.

Кто боится униженья,

Кто вкусил от поношенья,

Кто забит и напряжен,

Тот не может быть смешон.

Тот же (храбрый!), кто беднягу не страшится оскорбить;

Кто не даст ему и шагу без стеснения ступить,

Кто не в меру задается,

Кто над слабостью смеется,

Кто сердечности лишен, —

Тот действительно смешон!

Не смешна мне ущемленность

(если злоба ей чужда):

Мне смешна самовлюбленность, не имущая стыда.

Не смешны ведь ни калеки, ни шуты, ни горбуны:

Душечки-сверхчеловеки — вот кто подлинно смешны!

На подмостках театральных

Лица клоунов печальных —

Известковой белизны —

Не смешны.

Торт, который в полмомента

Влеплен в «рыло» оппонента, —

Мудро, ново, ярко! — Но

Не смешно.

Избиенье (хоть бы вора!), освистание актера,

Одураченный поэт,

Строчки выстраданной кража, книг ворованных продажа, —

Остроумно? Ловко? — Нет.

Жар напрасный, гнев больной

Тоже фокус не смешной.

Не смешны: ни свист одышки, ни походка старых дев

(Над которой животишки

Надрывают старичишки,

На сто лет помолодев);

Ни носов чужих фасоны, ни проделки злых пажей,

Ни обманутые жены, ни рога во лбах мужей, —

Нет! — (пока не проступили

В них такие же лгуны), —

Не смешны мне простофили:

Мне обманщики смешны.

О Комедия святая!

Столь не часто к нам слетая,

Жалость, милость нам яви!

Путь закрой насмешке злобной,

Гогот изгони утробный, —

Суть вещей восстанови!

С простодушием лукавым

Вещий толк верни забавам,

Слезы вызови из глаз, —

О смешливая! И снова

Острым чувством Несмешного

Наделяющая нас.