Советская поэзия. Том второй

На косогоре избы батраков,

Подпертые заборами,

Голодом,

Ожиданием перемен,

Стоят, надвинув дырявые картузы стрех.

Кто-то швырнул им

Серебристый грош месяца,

Но он не задержался

И зазвенел где-то

На самом дне их нужды.

О, как темна «Восточных кресов» ночь!

Одни пожары в ночь такую видишь.

Придем мы, деревня, твои дудари,

Не с нищенской песнею к дому, —

Смычком золотистым на струнах зари

Сыграем совсем по-другому.

Присядем тогда мы на новый порог

С веселым и ясным обличьем,

Хоть многих певцов средь этапных дорог

Уже никогда не отыщем.

Ты свесишь чуприну соломенных стрех

Под шум вековечного бора,

И выплывут звезды на синий ночлег,

На синие с черным озера.

И кинут серебряный невод на дно,

В рыбачьи глубокие тони,

Где трепетный месяц в речушке родной,

Захлестнутый волнами, тонет.

Тогда и дорогу, и старый погост,

И этот синеющий вечер,

И песню родную пригоршнями звезд

Осыплет октябрьский ветер.

Исчезнут туманы с дорог и низин,

Платок свой накинет, играя,

На царственный гребень сосновых вершин

Стыдливо заря молодая.

Придем мы, деревня, твои дудари,

Не с нищенской песнею к дому, —

Смычком золотистым на струнах зари

Сыграем совсем по-другому.

Вы спрашиваете — чем я могу быть полезен,

Если не умею стоять на голове,

Забавлять и смешить публику,

Ходить по канату под куполом цирка,

Прикидываться, что не вижу преступлений

и подлости?

Простите, напрасно я вас потревожил,

Я — человек, умеющий делать

Только простейшие вещи —

Из горстки земли выращивать хлеб,

Из сердца — песни.

Только что схлынут потоки

С горок, со склонов, с бороздок,

Только попотчуют соком

Нас молодые березы —

Труд начинается сразу

С утренних зорь до вечерних.

С машинно-тракторной базы

Едут с горючим цистерны.

Пьют из них мощные кони —

Тракторы, автомобили,

Будто их на перегоне

Пыль и жара утомили.

Снова по пашне просторной

Двинутся тракторы с громом,

Чтобы отборные зерна

Жирным прикрыть черноземом.

Радостно сердцу, что рано

Слышны под небом весенним

Звуки колхозного стана,

Звуки труда и веселья.

Радостно вешней порою,

Пот вытирая соленый,

Поле послушать ночное,

Песни и смех отдаленный.

Веет от угольев жаром,

Гаснут зарницы в полете,

Где-то засветятся фары,

Как светляки на болоте.

А как затихнут долины, —

В лад под полуночным небом

Льется напев соловьиный,

Ласково плещется Неман.

Так бы и слушал! Да только

Вон уже с криками чаек

Ключ свой вечерняя зорька

Утренней зорьке вручает.

Я хотел бы, чтоб песню мою,

Что всегда оставалась в строю

Непреклонных, отважных бойцов,

Славных пахарей и рыбаков,

Никогда бы забыть не могли,

Чтоб пески ее не замели

И не скрыла забвения мгла

На дорогах, где песня прошла.

И еще я хотел бы: когда

Час придет мой уйти навсегда —

Не поверили б вести такой

Ни заря, как взойдет над землей,

Ни пернатая в поле семья,

Ни бурливая Нарочь моя,

Ни деревья в бору у реки

И ни вы, дорогие дружки!

Я, ваш друг, ваш собрат, как и вы,

Не клонил под грозой головы,

Неплохим собеседником был,

В звонкой песне душой не кривил

И не верил в богов никаких,

Только в правду друзей дорогих,

На ладонях мозоли носил,

Чистым сердцем отчизну любил.

Я знал, что ты — яркая молния,

Рассекшая тучи;

Я знал, что ты — счастье и доля,

Дух воли могучей.

Весенний цветок,

Что пробился сквозь камень могильный.

Разведчика след

На дороге кремнистой и пыльной.

Ты — дружба и радость,

Я знал, как ты жарко целуешь,

Ты — хлеба кусок или корка

И сок винограда.

А ты оказалась сильнее:

Ты — кровь, что пульсирует в жилах.

Ты — солнце, что ярко

Просторы везде озарило;

И без чего — утверждаю,

И это закон непреложный —

Любить, и работать, и жить

На земле невозможно!

А все ж дышать горазда легче мне

На черноморской неспокойной шири,

Чем где-то, в чужедальней стороне,

Под звездным небом, в незнакомом мире.

Хоть облака тут ниже и темней,

Чем в тропиках, в краю вечнозеленом,

И ветры — вестники осенних дней —

В лицо дохнули севером студеным,

Мне и суровость эта дорога.

Приветствую волну, что, нам на зависть,

Совсем недавно, милых скал касаясь,

Родные обнимала берега.

Еще сегодня их увижу я.

Скорей бы наступил желанный вечер!

Тебе спасибо, родина моя,

За то, что чаек выслала навстречу!

Я из породы тех, которым любо

Сближать людей, и горы, и дубравы,

Сливать в оркестре флейты, бубны, трубы.

Звучанье слов и песен величавых.

Чем больше у меня гостей, тем лучше,

Беседою сменяется беседа.

Я с добрыми друзьями неразлучен

И каждого зову меня проведать.

Поем, стихи читаем вечерами,

Бескрылому соседу спать мешая.

Но что поделать, ежели вчера мы

Справляли славный праздник урожая!

А нынче птиц я провожаю стаю,

Что взмыла ввысь, к студеному зениту,

А завтра я, конечно, повстречаю

Ракету, вышедшую на орбиту.

Пока во мне, стоцветен и чудесен,

Весь мир звенит, сиянье излучая,

Я обещаю много новых песен

И только тишины не обещаю.

О вас я забочусь, родные края,

Об урожае, о мирном сне,

О том, чтоб хватало людям жилья,

О том, чтоб деревья цвели по весне.

И эта земная забота моя —

Мой хлеб насущный.

Порою он горьким от пыли был,

Порою от слез он соленым был,

Порою горячим от пороха был…

Зато он пахучим и сладким был,

Когда я с друзьями его делил, —

Мой хлеб насущный.

И не кладите мне хлеб иной

В походную сумку, в мешок вещевой,

На стол, за которым с гостями сижу,

На грудь, когда руки на ней я сложу…

Реки печали и радости

Я много раз перешел.

Волны их бурные взяли

Немало крови моей.

Но почему-то оставили

Нежность, как будто она

Самой была неподатливой,

Самой тяжелой была.

Над могилою братской мать рыдает седая.

«Где вы, дети мои?» — днем и ночью скликает.

Хоть из мрамора вся, даже сердце из камня,

Ни земля, и ни солнце, и ни ветер дубравный,

Ни плакучие вербы над неманской кручей

Ей сказать не осмелятся правды горючей.

Я много писем написал земле

Пером, которым создаются гимны,

Лирические песни,

манифесты.

Писал я скрипок чуткими смычками,

Умеющими плакать и смеяться.

Есть письма, что начертаны в бою

Штыком или саперною лопатой.

Бывали и посланья, что писались

Не ручкой вечной, а звенящим кубком,

Который поднимал я на пиру,

Провозглашая здравицу живым

Или героев павших поминая.

Все, что пишу, земле я адресую.

А получил пока что

Один-единственный ответ на то письмо,

Которое весною начертал

Надежным плугом на страницах пашни.

Вот он — ответ.

Ломтями нарезайте

И угощайтесь.

Ешьте на здоровье.

Звезды — раскиданная пахарем пшеница,

Чтоб в перелете дальнем и тревожном

Было чем поживиться перелетным птицам,

Не опускаясь наземь, где, возможно,

Не всюду и воды дадут напиться

Подорожным.

Прежде чем вымолвить твое имя, Родина,

Я, как джангарчи^{18}, собравшийся петь,

Прополаскиваю рот родниковой водой,

Как сеятель, вышедший с лукошком,

Кланяюсь полю, тучам и солнцу,

Как воин перед решающим боем,

Надеваю чистую рубаху.